Право собственности до звезд, до небес, до преисподней
Бывает время, когда мне особенно кажется, что я должна всех раздражать. Бывает время (особенно когда ткнут носом), что понимаешь: незачем забываться. Забываться. деточка, плохо, когда ты забываешься, ты носишь маски, которые тебе не по размеру, и от этого они кажутся очень уж ненатуральными. бывает время, когда в одну минуту даешь себе тысячи зароков навсегда, которые так же давала себе и в прошлый раз, забываешь, забываешь.
Бывает время - и все достигнутое тобой: шумовое загрязнение, опаль, пыль, ничто. Держи себя в руках , детка, твое лицо уже искореживает желание просто плакать, что не получается уже который день этой новенькой вонючей ямы. Да-да, котенок, это просто время. это просто нервы. Это просто больно. Это просто...
Да, черт подери, да! я маленькая! мне мало лет, я ничего не знаю. я строю из себя! тысячу раз да, обожаю эти слова, влюбляюсь и люблю снова и снова. Путаю знаки препинания, так люблю их. Мантра на каждое утро, будь проклято этот состояние. Надменность, снобизм.. строить из себя! о да! строить из себя. один цитатник на всю жизнь на все на пошлые вкусы на пошлые мнения все-через-это-проходят-ПОВЗРОСЛЕЕШЬ - поймешь (о да. я читаю ваши мыслишки). Деточка, юношеский максимализм хорош тем, что он один раз в жизни и проходит.
Бывает время, когда хочется писать в мужском роде размышления, не в силу завихрений рассудка, в силу удобства и классичности таких высказываний.
Тошнит от мира, тошнит от людей. Ах, спасите наши души, ах , какой бред, какой бред...
Рвет словами, рвет криком и самомнением, кризисом самооценки, страхом будущего, нежеланием что-то делать, аутизмом, депрессией, сменами фаз и апатией.
Право собственности до звезд, до небес, до преисподней
Глупая дорога черно-желтого кирпича за край листа убегает ленточкой для волос. Чайное дерево может защитить что-то рядом с собой, а сколько раз бы забывала его в другой сумочке? Я даже почти забыла его запах, но помню судорожные пальцы в карманах и подкладке. Я запоминаю цвета, я запоминаю запахи, твои волосы на мраморе, коленях, руках, это улыбка коллапса, эти дрожащие веки, этот далекий пульс и крики вокруг.
У меня на столе красно-коричневые тетради, зеленый чай и термос с кипятком, я напряжена и лихорадка мозга подсказывает, что лучше не искать спокойную работу. У тебя - аккуратная комната, ничего лишнего, мой подарок под потолком. Сфера миров, скоро будут долгие рассветы.
Черно-желтый вопрос. Aut nihil, или что?
Искаженная перспектива монитора.
Чем-то меня пугает эта панда. Маской на глазах, быть может?
Кажется, я погружаюсь к тебе, хотя никогда не кошмарила желто-черным.
Право собственности до звезд, до небес, до преисподней
И повсюду я теперь могу видеть черно-желтую клетку. Смотреть твоими глазами? На соборы далекой Германии, слышать звуки незнакомой речи. Бежать. Бежать по границе миров, окрашенной в коричневые тона, отмеченной веревкой. Бежать, не зная зачем и куда, не оборачиваясь. Граница отмечена веревкой, на краю мира растет дерево, выбор отнюдь не однозначен в данных вариантах красок.
В твоем мире живет панда, она может смотреть в желто-черное безумие и улыбаться. Я копаюсь в твоих мыслях. Я пытаюсь разговорить твое подсознания. На все это падают листья с дерева. Они черно-желтые.
Ходить с тобой по ночам. Дорисовывать твои рисунки, no matter what, быть также ночным гостем наряду с кошмарами, но не в их ряду. Советовать тебе спать.
Право собственности до звезд, до небес, до преисподней
Черный ветер, мой
черный ветер
в чужих руках...
Черный ветер, мой черный ветер в чужих глазах, в чужих улыбках бьешься...а мой ли, крыльями-прядями, тысячью глаз, тысячью рук появляешься за спиной, ребрами-ветками, кровью-дождем и пылью. Твое сердце бьется в жестяных крышах моего города. Что сказать ты можешь воем-шепотом, резонансом в моем теле?
Черный ветер, в чужих глазах и улыбках ты вьешься, темно-серая в синеве небес буря. Ты спишь на кончиках моих пальцев. Ты спокоен пока, ты дремлешь на моей коже, ты дышишь моим дыханием пока, мой черный ветер; тебя страшно отпускать - без тебя нетрудно оледенеть.
Разворачивай крылья, смахни и высуши слезы и кровь, от них на моем теле ритуальный узор, от них ты горький и соленый на вкус. Ты гонишь пыль под моими ногами, ты гонишь облака надо мной подобно дикости призрачной охоты. Я путаю вас иногда, вглядываясь в сумерки, вслушиваясь в полет листьев, внюхиваясь в эфир.
Ты пахнешь темно-синим морем. ты бьешься, мой черый ветер, в путах чужих улыбок и тел. А я боюсь спускать тебя со своих пальцев всякий раз, когда ты прилетаешь отдохнуть и остаться на моей коже.
Право собственности до звезд, до небес, до преисподней
Ранне - весеннее.
Рифмы поменяют ролями. Уже почти зелеными полями пролетают сквозняки, дворники встают все раньше и раньше, а наш petit et juli monde бьет нас по морде в синие синяки. Улучив момент, я смотрела в небо из-за твоего плеча, хлеба и соли нам не хватало, но что-то попало в глаза... Бывало ли больней и неожиданней? В таком сердечном разрезе сложно не увидеть глазное дно. На зло не слезы, на зло не крик; не узнать, как говорили бы не контролируя голос.
Вы, мессир, редкий экземпляр вольной птицы: такие в неволе мрут как мухи, редкие, хищные, что же вам не спится?
Страницы твоих стихов. Страницы моих стихов. Нести в руках воздух, боясь, что уронишь.
Право собственности до звезд, до небес, до преисподней
Прыгай, прыгай выше своей головы, циркач на арене веселит сравнительно верно в расчете на разум представленных зрителей. Опять проиграет тот, что скрывает в плаще позорные следы недоношенной и визжащей тайны, а мы останемся сторожить пески вечности. Объем понятий начинает поражать при непосредственном контакте с воспоминанием. Можно принимать поздравления в прозрении. Путаница мнений происходит от того, как скрываем мы то, что дорого, как яростно отстаиваем границы. Мои слова кончаются на середине мысли, остается швыряться кусками эмоций. Так где же останется этот вечер на ночлег? Куда уходит то, что бывает лишь раз, например, секунды?